— Вот, пробуйте! — Парень разрубил корешок на четыре части, протянул друзьям и сразу же принялся жевать свой кусок.

Любомысл понюхал корень. Потом, отрезав небольшой кусочек, положил его в рот. Старик немного пожевал и его лицо просветлело.

— Молодец, Милован! Даже если мы ничего из живности не добудем, то на этих корнях сколь угодно долго продержимся! Мне их и раньше доводилось есть. — Старик захрумкал корнем и с набитым ртом продолжал: — Как-то шли в полуденных водах. И тут ветер стихает. Жара стоит! На небе не облачка! В общем, ждем ветра. К исходу второй недели у нас на корабле все съестное протухло. То, что силу и сытость давало. Солонина, вяленое мясо, копченая и даже сушеная рыба. Пришлось в море повыбрасывать, морским тварям на корм. Одна мука осталась и вот эти корешки. Ими наш капитан запасся. Он опытный мореход был, знал что в южных водах всякое случается. Вот он и закупил это диво в последнем порту. Сказал, что эти корешки ничто не портит и храниться они могут хоть год. Особенно, если их просушить. Потом, мол, остается только в воду бросить и сварить. Получается сытная похлебка. Вот на нашем корабле они сушеные и были. Варили мы их. Вкус отменный! Так все плаванье на них и прожили. И ничего, никто не ослаб и не заболел. И мы проживем!

— Да их тут целая поляна! — воскликнул Добромил. — А вон, за деревьями еще растут, и еще видны…

Добромил потянул за пушистый кустик и с усилием вытянул из земли корень.

— Не так! Не так, княжич! — заулыбался Любомысл. — Не дергай, толку от этого мало. Сначала обкопай вокруг, на глубину ножа, а потом дерни вместе с землей. Эти корни по одному не живут. В ямке еще несколько штук увидишь.

И верно. Времени уходило немного больше, зато каждый кустик давал три, а то и пять корешков.

Работа закипела. Корешки сразу сносили в одно место. Потом разберут и распихают в те несколько мешков, что нашлось у Любомысла. Чего только не было у запасливого старика в чересседельных сумах! Нашлись даже туго скатанные дерюжные мешки. Еще час назад старый мореход вряд ли смог бы внятно ответить — зачем он их возит. Сказывалась привычка — а вдруг пригодятся? И вот пригодились…

— Хоть огород разводи! — улыбался Борко, посильно справляясь с необычной работой. Парню со сломанной рукой приходилось нелегко.

— Огород не огород, — весело откликнулся Любомысл, — но теперь уже не все так уж и плохо. Выживем! И если что, то завсегда на это место можно вернуться и корешков нарыть.

— Ну что? Пожалуй, довольно… — Милован вытер взмокший от непривычной работы лоб. Надо на разживу оставить. Нарыли прилично. Все равно с собой много не утащим. Верно?

— Верно, верно, — пропыхтел Любомысл и, кряхтя разогнулся. Добывать корни ножом, а не удобным заступом — сложно.

Сначала перевезли к скале нежданный припас. Потом вернулись за хворостом. Можно начинать обустраиваться.

Милован вытер покрытый разводами пепла лоб и разогнулся. Парень развел костер.

— Ну, вот и все. Только дровишки подбрасывайте! Пойду коней стреножу. А ты, Любомысл, думай как трапезу готовить будем. Варить? Это камни в костре греть, да в ведерко бросать. Котелков у нас нет. Долга. А если…

— А зачем варить? — не дослушал старик. — Сам же сказал, что эти корни печь можно. Вот и попробуем, испечем их. Как есть — нечищеными. Просто и быстро. Только подождать надо, пока зола наберется. Иначе сгорят. Можно и прожарить. Веточки кусочками унизать и над костром держать. Только и смотри, чтоб в огонь не свалились. Эти корешки по любому хороши. Хоть так, хоть эдак.

— А как они называются? — спросил Добромил.

Княжич уже расседлал Дичко и стреножил его. Пусть пасется. Ему сегодня досталось, бедному.

Старик задумался. Точного названия этих корней на ум не шло. Кажется, в море их называли чудным словом бата. Да, так…

— Бата, княжич. Бата…

Вскоре вдалеке показался Прозор. Дружинник ехал не спеша. Видимо, охота удалась. Венды разглядели, что его гнедой увешан серыми тушками.

Подъехав к костру, предводитель удовлетворенно хмыкнул — увидел заготовленный валежник. Хватит надолго. Горка очищенных от земли корней ему тоже пришлась по нраву. На первое время хоть какая — никакая, но еда. С голоду не умрут.

— И я кое-что добыл.

Прозор соскочил с коня и отвязал от седла добычу. Пять тушек необычных зверьков, чем-то неуловимо схожих с обыкновенными зайцами. Длинные задние лапы, пушистый коротенький хвостик. Только вот уши и передние лапы у местных зайцев необычно коротки. И шерсть не серая, а светло-бурая, чем-то схожая с полинявшей пожухлой осенней травой.

Милован осторожно поднял одного зверька за задние лапки. Подивился.

— Это что ж за зверь такой? Вроде, с зайцем схож. Только вот уши да окрас иной. И передние лапы короткие. Как он вообще на таких скачет? Странный зверь.

— Они на задних скачут, — улыбнулся Прозор. — Быстро. Увидишь — развеселишься. Я к рощице подъехал и тут же их приметил. Траву щипали. Меня увидели — порскнули. Не знаю, отчего испугались. Видимо тут кто-то есть, раз зверье пуганое. Хотя, кто знает? По траве на четырех лапах ходили, а поскакали на задних. Прыжки длинные, медленные. Но бегом не догонишь. Только на лошади или стрелой. Испросил у них дозволения, извинился, что жизнь забираю, и взял. Пусть народятся снова. Нам хватит, а завтра еще добудем. Законы леса везде надо блюсти. Свежуйте. На вертеле пропечем. Зайцы — они везде зайцы. Эти кору глодали и травку пожевывали.

— Эх… — простонал Борко. — Пирогов бы с зайчатиной.

— И я б отведал! — облизнулся Милован. — Нет ничего слаще пирога с зайчиком, что сутки в сенях пролежал и дух заимел!

— Ладно, парни! — улыбнулся Прозор. — Будут вам пироги с сутошными зайцами. Когда все закончится и выберемся отсюда, — нарочно для вас зверьков набью. Да и сам пирогов должных отведаю. Пир закатим.

— Что еще видел? — спросил Любомысл. — Опасности не учуял.

Прозор на миг помрачнел. Что сказать? Вроде бы нет, но…

— Не нравится мне эта земля, други. Что-то в ней непонятное. Нашему духу чуждое. Все время тревога у меня на душе. А я ведь мало чего боюсь, сами ведаете. Вот и думаю: отчего эта тревога? Серьезное что-то или просто так — дурь мне мнится? Ну да ладно, не будем этим озадачиваться. И так хлопот полно, без моих тревог. Надо еду сотворить. За трапезой и обсудим, как дальше жить.

Тем временем Милован ловко освежевал местных зайцев и нанизал их на длинный прут. Добромил вырубил высокие рогулины и воткнул их по бокам костра. Вскоре ноздри вендских дружинников взбудоражил запах жареного мяса.

Стемнело быстро. В родном лесу такая темень настает только глубокой осенью. Тогда день неуловимо, минуя вечер, обращается в ночь. Задул легкий ветерок. Вдали наконец-то зашумела листва до того безмолвных деревьев.

Из наплечных сум венды достали нехитрую посуду. Деревянные широкие плошки, вместительные чарки.